Подойдя поближе к дому, они поняли, что и это ошибочно. Грядки, которые находились радом с домом, были возделаны и ухожены. Значит, здесь кто-то до сих пор жил. Хозяйство было, похоже, натуральным. Всё, что попадалось на глаза, было сделано своими руками. Не было видно никаких следов технологий. Даже просто железных вещей и инструментов на глаза не попадалось.
Они подошли к дому вплотную. Никого не было видно. Возможно, хозяева увидели их и, испугавшись незваных гостей, попрятались. Было желание заглянуть в дом, но понимая, что там живут, без приглашения этого делать не хотелось. Они огляделись. Без сомнения, здесь кто-то жил. Вход, в обнесённый забором сад, был закрыт плетёной калиткой. Возделанные грядки тоже были обнесены по периметру плетёной невысокой изгородью, а где-то, как ограда, просто торчали натыканные в землю ветки. Как будто хозяйство поддерживали из последних сил.
— Не могу понять, вы настоящие или я уже совсем, наконец-то, спятил, — раздался скрипучий голос.
Они аж подпрыгнули от неожиданности. Прямо перед ними, на старенькой лавочке у стены дома сидел старик. Его одежда, напоминающая лохмотья, волосы и кожа, всё было цвета выцветшего дерева, и полностью сливалось со стеной дома. Как будто он специально так замаскировался.
— Да не пугайтесь, я, если бы даже и захотел, то не смог бы причинить вам никакого вреда. И лучше что-нибудь скажите, а то я опять начинаю думать, что вы мне мерещитесь.
— Здравствуйте, — спохватилась Крис, — простите, что нарушили ваш покой.
— Оооо! Сколько лет я мечтал, чтобы хоть кто-то нарушил мой покой. Но, как там говорят? Лучше поздно, чем никогда.
— Мы плыли через океан, увидели этот остров и решили прогуляться, — Крис подумала, что лучше будет не начинать с расспросов, а рассказать о себе, — потом увидели эту штуку и захотели посмотреть поближе. Мы даже и представить не могли, что здесь кто-то живёт.
— Да, я и сам долго представить не мог, что здесь живу. Но потом привык.
— Скажите, мы можем вам чем-нибудь помочь? — спросил Игорь.
— Уже, наверное, нет. Хотяааа… — протянул старик, — многие годы я мечтал съесть кусочек хлеба. С тех пор как я здесь живу, у меня крошки во рту не было. А так хотелось! Я бы душу за него продал.
— Конечно! — Валера скинул рюкзак и полез рыться.
Он достал сверток, который собрала каждому Машка, и мысленно поблагодарил её за предусмотрительность.
— Есть ещё мясо, солёные овощи…
— Нет, я мечтал именно о хлебе.
Валера взял кусок хлеба и протянул деду. Потом тут же, взял весь оставшийся и протянул тоже. Тот взял, положил на лавку рядом с собой, оставив в руках один кусочек. Медленно поднёс его ко рту и бережно, даже как-то ритуально, откусил. Начал медленно пережёвывать, прислушиваясь к собственным ощущениям. Зубов у него осталось, похоже, совсем мало, поэтому он размачивал хлеб во рту и перетирал в основном дёснами. Все терпеливо ждали, пока он насладится. Съев медленно один кусочек он, наконец, взглянул на них и сказал:
— Странное свойство разума, делать культ из недостижимого. Да, это вкусно. Но, как оказалось, я этот вкус совсем не помню. Я себе уже давно его сочинил, потому что настоящий забыл. Тем не менее, мою многолетнюю мечту вы всё равно исполнили. Так что, просите что хотите, — он хохотнул, — только вот, нечего мне вам дать.
— Мы будем благодарны, если вы расскажете нам об этом месте, о себе и о том, как так получилось, что вы здесь живёте совсем один, — сказала Крис.
— Это можно, потому что поговорить с людьми, это моя вторая мечта. Только вы сядьте, а то, как будто уже уходить собираетесь. Я так неуютно себя чувствую. Вон, там за углом дома, дрова заготовлены, — он сделал паузу, — много лет назад, пока ещё силы были.
Валера с Игорем сразу же пошли туда, куда он показал, и вернулись, неся по два пенька под мышками. Они поставили их полукругом, расселись и приготовились слушать, почему-то немного чувствуя себя детьми.
— Ну что вам рассказать? Даже не знаю с чего начать, хотя, год за годом представлял раньше, как буду рассказывать кому-нибудь свою историю. Честно говоря, думал, что и не доведётся уже.
— Сколько лет вы здесь прожили? — спросила Крис.
— Ой, девочка, спроси что полегче. На этот вопрос я ответить не смогу. Как-то так получилось, что я сбился со счёта, после первой сотни. Хотя, казалось бы, как тут собьёшься? Ставь себе чёрточки, или клади хоть камушки, каждый раз, когда день начинает увеличиваться. Но тогда у меня были проблемы. Отметив сто лет на острове, я начал сходить с ума. Возможно, как раз юбилей и послужил отправной точкой. Меня очень ужаснула эта цифра. И если до этого я как-то надеялся, что за мной прилетят, или случайно кто-то сюда забредёт, то после сотни резко, в один день, все надежды рухнули. Я быстро начал дичать. Да не просто начал, одичал совсем. Бегал голый по лесу, ел что придётся. Создал свой мир в фантазиях и в нём жил. Как не умер, до сих пор не понимаю. Потому что продолжалось это годы. Не знаю сколько, но много. Я тогда за временем не следил, вообще мало что понимал. Потом, когда вспоминал об этом, мне казалось, что это был вообще не я. Может, так оно и было. Может, моя личность, каким-то странным образом вывалилась из тела, оставив только животную оболочку. И спустя годы, нашла какую-то возможность вернуться домой. Сто лет это огромный срок, так мне тогда казалось.
— Действительно огромный, мне даже представить трудно, — вставила Вася.
— Да, но теперь это кажется мигом. Мне казалось, что одичание длилось не меньше, хотя это, конечно, не так. Однажды утром я проснулся, и мне стало стыдно. За всё. И теперь я считаю стыд основным качеством, отличающим человека от животного. Животному не стыдно, оно вообще не знает что это такое. И пока я не чувствовал стыда, я жил как животное. А потом этот резкий укол, и с него началось моё возрождение. Я обрёл себя заново. Но смог это сделать только после того, как обрёл стыд. Хотя, казалось бы перед кем? Тут же нет никого. Перед птицами? Но мне было достаточно, что стыдно перед самим собой. А может и перед богом. Может это он меня вразумил.
— Вы верите в бога? — спросил Игорь.
— Конечно! Попробуйте жить на необитаемом острове и не верить. Посмотрю я на вас. Только беседы с ним и спасали меня все эти бесконечные годы.
— И он вам что-нибудь говорил? — полюбопытствовала Василиса.
— Нет, конечно! Он же бог! Он не должен со мной разговаривать. Это я говорил с ним. Эх, девочка, все эти ошибки от того, что многие представляют себе человека в должности Бога, но это большое заблуждение, из которого следуют все остальные.
— Какие ошибки?
— Ну, например такие, что ОН где-то. А он нигде, и в тоже время везде. Мы не можем его осмыслить, но можем говорить с ним.
— А почему же он не может говорить с нами? — не унималась Вася.
— Вот видишь травинка? — старик указал на растущий одиноко стебелёк, — представь, что ты для неё бог. Сможешь ли ты ей что-то сказать, чтобы она поняла? Но ты можешь увидеть, что она засыхает и полить её, или увидеть, что её душат сорняки и выдернуть их. Видишь, вы можете общаться, но на другом уровне. Так же и с Богом, только ещё сложнее… и в то же время проще. Он говорит с нами языком происходящих событий. Но мы отвлеклись.
— Вы настоящий философ, — сказала Вася.
Глава 7
— Я много говорил и думал, — ответил старик, — признаюсь в одной вещи. Мне немного странно, что вы меня понимаете. Разговаривая вслух много лет, мне порой казалось, что слова потеряли смысл, или что я забыл, как они правильно произносятся, и выдумал им замену. Я думал, что если вдруг здесь появятся люди, то они не поймут ни слова из того что я говорю, потому что я уже придумал свой язык. Это всё оттого, что никто не слышал мою речь много лет.
— Мы вас отлично понимаем! — подбодрила его Крис, — вы говорите на чистейшем русском, без всякого акцента и искажений. Вашей речи можно позавидовать.